«Тенденция превращения церкви в инквизицию меня настораживает»

Владимир Мартынов — о «Детях Выдры», безобразницах из Pussy Riot и безальтернативных выборах

Владимир Мартынов. Фото: РИА НОВОСТИ/Владимир Вяткин

ВНа сцене Концертного зала имени Чайковского состоялась московская премьера «Детей Выдры» — мифологического действа Владимира Мартынова на тексты Велимира Хлебникова. Звуковые ритуалы исполняли столичные ансамбли «Академия старинной музыки» и Opus Posth, ведомые супругой Мартынова Татьяной Гринденко, пермский хор «Млада», а также тувинские мастера из группы «Хуун-Хуур-Ту». Перед премьерой «посткомпозитор» Владимир Мартынов ответил на вопросы корреспондента «Известий».
— Кто они, выдрины дети?
— Мы все. Хлебников заимствовал идею обожествления выдры из мифологии орочей. Этот крошечный народ, живущий в России, — автор одной из древнейших мифологий мира (по переписи 2002 года на орочском языке в России говорили 257 человек, по переписи 2010-го — восемь человек. — «Известия»). Выдра — это мать мира, наша общая мать.
— Вы взяли у Хлебникова и текст, и идеологию?
— Я использую тексты из двух его сверхповестей — «Дети Выдры» и «Зангези». Сверхповестью Хлебников называл сочинение, в котором соединяются разные языки ­— звездный, человеческий, математический, птичий. Я делаю то же самое на музыкальном материале. Соединяю горловое пение — первоначальный, древнейший тип пения, сохранившийся в Туве, — и современные композиторские техники.
— И все это без помощи сюжета?
— Повествования нет, все крутится вокруг одной темы — жизнь и смерть. Это тризна. Но у нас тризна обычно ассоциируется только со смертью, а для меня важнее, что дальше. Смерть — необходимое и даже желательное явление, потому что без нее не будет перехода к следующей ступени эволюции. «Дети Выдры» заканчиваются знаменитой хлебниковской строкой: «Когда умирают люди ­— поют песни». Для меня музыка — это посмертная маска человека.
— Вы вспоминали языческую славянскую традицию танцевать на свежих могилах?
— Не только, я познакомился и с более изощренными обрядами. Например, один ссыльный священник рассказывал мне, что у мордвы покойника брали под микитки и сажали рядом с собой за поминальный стол.
— В музыкантской среде не устают сетовать на вашу «двуличность»: в книгах вы похоронили композиторскую профессию, а сами продолжаете писать и устраиваете громкие премьеры.
— «Дети Выдры» — это не композиторское мероприятие, а посткомпозиторское. Там даже нет полной партитуры.
— Создавая «Детей», вы думали о целевой аудитории? О том, чтобы ей не было скучно?
— Скучно не может быть по определению: все время будут неожиданности. Такого никто и никогда не слышал.
— Ваш старший коллега Родион Щедрин де-факто стал резидентом Мариинского театра. А вы не пытались достучаться до самых крупных игроков на нашем музыкальном поле — Гергиева, Спивакова, Башмета?
— Все они меня исполняли, но с ними невозможно работать. Для них я мелкая сошка. Я предпочитаю тех людей, у которых есть время на нас, несчастных композиторов. Гергиев меня «упаковал» за пять минут. А тот же Юровский с Лондонским филармоническим оркестром не пожалели на мое сочинение двух недель репетиций.
— Как вы восприняли «ритуальное действо» от Pussy Riot?
— Это безобразие. Их обязательно нужно наказать, хотя с тюремными сроками явно перебарщивают. Я не согласен с Андреем Кураевым, который назвал их выходку скоморошеством. Скоморохи могут выступать на улице, а в церкви — это уже осквернение. Но и тенденция превращения церкви в инквизицию меня настораживает. У церкви есть свои рычаги — анафема, например. Но, мне кажется, она не имеет право инициировать уголовные дела.
— Избрание нашего старого нового президента как-то повлияло на ваше настроение?
— Я не рад и не огорчен. Совершенно ясно, что он выиграл с большим отрывом. Даже если ему приплюсовали 10–12%, все равно выиграл. Не надо поддаваться на общую интеллигентскую истерию. Думаю, что есть национальное коллективное подсознание, которое всегда делает правильный выбор.
— В 1917-м коллективное подсознание тоже сделало правильный выбор?
— Тогда же не было голосования. Сейчас, слава Богу, другая ситуация: людей не расстреливают.
— Вы 4 марта дошли до избирательного участка?
— Я не ходил, потому что сейчас это не имеет смысла: альтернативы же не было. За коммунистов нельзя — как говорится, Богородица не велит. За клоуна тоже нельзя. Миронов, может, и хороший человек, но это несерьезно. А Прохоров еще молод.
— Как продвигается ваша с Юрием Любимовым работа над «Князем Игорем» для Большого театра?
— Партитура практически готова. Большую часть работы выполнил Павел Карманов, а я был координатором.
— Много ли порезали в тексте Бородина?
— Мы обошлись малой кровью. По настоянию Юрия Петровича сократили увертюру. Вырезали некоторые повторения.
— А обещанные вкрапления новой музыки будут?
— Нет. Разве что в сцене половецких плясок мы введем дополнительные ударные. Любимов говорит, что все ставят эти пляски очень благостно, а у нас будут жесткие. Григорович поставит. Любимов хочет, чтобы получилась «Весна священная».

Читайте далее: http://www.izvestia.ru/news/518868#ixzz1poax91FY